Читать онлайн книгу "Край золотоискателей и романтиков, или Короткие истории о самом загадочном месте на Земле"

Край золотоискателей и романтиков, или Короткие истории о самом загадочном месте на Земле
Василий Титовец


Книга воспоминаний о годах молодости, проведенных в рабочих бригадах на Колыме, о хороших людях, повстречавшихся автору на жизненном пути. Колымские дороги, строительство линий электропередач, золотые прииски. Романтика и риск.





Василий Титовец

Край золотоискателей и романтиков, или Короткие истории о самом загадочном месте на Земле








© Василий Титовец, 2021

© Издательский дом «Кислород», 2021

© Дизайн обложки – Георгий Макаров-Якубовский, 2021




Вместо вступления


Настало такое время – некуда спешить. Всю жизнь бежал, торопился, решал повседневные проблемы. Хотел везде успеть. Сейчас – нет. Появилась возможность остановиться, осознать пройденный путь и выразить благодарность хорошим людям, встретившимся на этом пути.

Я благодарен своим родителям, в непростое время сумевшим мне, моим братьям и сестре привить трудолюбие, уважение к окружающим людям, воспитать в каждом из нас крепкий внутренний стержень, что всегда помогало нам в жизни.

Я горжусь своими предками, приехавшими во времена столыпинской реформы на Урал в поисках лучшей доли и, несмотря на все трудности переезда, устроения на необжитых землях, дальнейшей коллективизации, военного лихолетья, оставшимися истинными тружениками, людьми крепкой воли и жизненных устремлений. Ставших добрым примером для детей, внуков и правнуков.

Я рад, что у меня были замечательные дядьки, преподавшие нам, пацанам, житейскую сметку, опыт в повседневных крестьянских делах. Благодаря им я могу косить сено, пахать землю, класть печи, рубить избы и др.

У меня многочисленная родня, которая почитает свою малую родину, чтит белорусские традиции.

Я благодарен другу, что познакомил меня с моей будущей женой, родившей мне двух сыновей. Всегда добрым словом вспоминаю тестя с тещей, относившихся ко мне душевно, по-отечески. Рад, что теплые отношения сложились со свояками и сделали нас практически единой семьей.

Без суеты, без лишней спешки обдумывая пройденный путь, осознаю, что Колыма стала особой страницей моей жизни – и не только моей, но и моей семьи. Когда дети были маленькими, они нередко просили вместо сказки на ночь: «Папка, расскажи нам лучше про Колыму». Некоторые из этих повествований попали и в эту книгу. Далеко за спиной Колыма, моя молодость… Я давно мечтал рассказать об этом. Ностальгия по Колыме постоянно живет в моем сердце. Я чувствую это, примерно как слышат собственное дыхание.




Колымский край


Когда его нашли, парень был уже мертв. Замерз. Окоченевший труп, припорошенный снегом.

Колымская трасса. Обычный рабочий день. Холодина – 60 градусов. Все началось с поломки. Техника подвела: полетело колесо. Водитель был новичком – совсем «зеленый», приехал с материка на заработки. Выпрыгнув из кабины, поставил машину на домкрат. Да, видимо, плохо закрепил. Несколько мгновений, и железная махина сорвалась, прижала руку водителя к промерзшей земле. Смертельная ловушка. Кругом снежная пустыня, проезжающих никого. В отчаянии парень пытался перегрызть себе руку, чтобы спастись. Только кость он не смог переломить.

Другой случай. На большом перегоне бульдозер сломался. Бульдозерист заглушил двигатель, недолго покопавшись в машине, устранил неисправность.

Надо запустить двигатель. Крутанул «пускач» раз, другой – не заводится.

Уже начинало смеркаться. Понимая, что может разморозить систему охлаждения двигателя, слил воду. И пошел пешком за подмогой. А до ближайшего поселка триста верст. Позже бедолагу нашли по следам. Сначала он шел быстрым шагом, потом бежал, потом полз и в конце концов замерз.

Когда человек устраивается на работу, он проходит техминимум. Инструктор, читавший нам техминимум много лет назад на прииске Гастелло, и привел эти страшные примеры из реальной жизни колымской трассы. На Колыме если даже случилась небольшая поломка, не надо суетиться и спешить, первым делом надо развести костер, а потом уже заниматься ремонтом.








По завершении инструктажа по ТБ всем выдали справки: такой-то прошел техминимум по работе в зимних условиях. Подпись инженера и печать. Эту бумажку я храню до сих пор, хотя прошло уже 40 лет.


* * *

Колымская трасса. Километры снежного полотна. Скользота! Помню, как будто это было вчера. Один в пути. Могу рассчитывать только на себя. Дорога, словно сама жизнь, движение из одной точки в другую, от рождения до смерти. Снег кружится перед лобовым стеклом. Всякое бывает. Наворот, авария, и конечная точка окажется ближе некуда, но я верю в удачу, в машину, в свои силы. Вера крепка! Каждый раз опережаю костлявую на локоть, на пуговицу. Остаюсь жить. У Венедикта Станцева есть такие строки:

Ходила смерть – легка в походке —
на фронте рядышком со мной,
и я привык к ней, как к винтовке,
как к неизбежности самой.

Вот. И, как в жизни, бывают встречные, но по большому счету этот путь только мой. Кем я стану? Время пройдет, а Колыма останется в моей памяти.

«Работяга», – мне не западло было сказать это тогда, а теперь, через четыре десятка лет, и подавно. Да, звучит хорошо, гордо.




1975


Все дело завертелось в 1975 году. В июне мы закончили Исовский геологоразведочный техникум и решением Государственной комиссии от 22.06.1975 г. нам была присвоена квалификация техника-механика. Это значит, мне и моему другу Анатолию Вернадскому. Позади остались школа, армия, техникум, футбольная команда Исовского прииска. Встал вопрос: что дальше? Раньше по окончании учебных заведений было обязательным распределение на работу по всему Советскому Союзу. Из всех предлагавшихся мест нас с Анатолием заинтересовали два места в Якутию. Наши парни-сокурсники после защиты дипломов по большей части уходили в армию, поэтому они были не против, что мы с Вернадским эти места возьмем и поедем в Якутию. Но нашлись два ублюдка, которые из вредности перехватили эти два места, хотя сами впоследствии не поехали туда. Нам же ничего другого не оставалось, как на распределении выбрать Вятку. Направили нас в «Межколхозстрой-объединение». Желания туда ехать, конечно, у нас не было. Все решил случай.

Не судьба меня манила,
И не золотая жила, —
А широкая моя кость
И природная моя злость.

    (Владимир Высоцкий)

* * *

Изба просторная и светлая. Это сейчас в ней практически никто не живет, батька и мати давно умерли, а тогда, много лет назад, жизнь здесь била ключом. Хозяйство, заботы с раннего утра и до позднего вечера. В ней прошло мое детство. Мой дом. Отсюда я уходил в армию, отсюда уезжал на Колыму, но, где бы ни был, всегда знал, что меня ждут здесь – в деревне Малая Белая. Родители, братья Сергей и Мишка, сестра Галя, друзья. Мне было куда вернуться. Эта мысль согревала меня в холодные непростые дни. Теперь здесь живут воспоминания. Хату часто навещает брат Миша, Сергей бывает реже. Сестра живет далеко, в Карелии. Я тоже нет-нет, да и наведываюсь сюда. Малая Белая. Моя Родина. Звучит громко, это правда.

В избе большая кирпичная печь, полати, на которых мы спали в детстве, круглый деревянный стол, комод, на стене много выцветших от времени фотографий. Вот. На старом шкафу стоит фотоувеличитель моего старшего брата Сергея. Благодаря его увлечению фотографией в те годы сохранилось много черно-белых снимков и с Колымы тоже.


* * *

Вечерком на своей «Яве» Вернадский приехал ко мне в гости и сообщил такую новость. Его мать, тетя Поля, ходила проведать брата, он жил в соседней деревне. Придя домой, рассказала, что там к соседям приехал мужик с Магадана в отпуск навестить престарелых родителей.

Толька выдержал паузу и говорит:

– Так что, может, рванем туда?

Я, даже не раздумывая, ответил:

– Не против.

– Ну все, тогда давай мать сходит, с этим мужиком поговорит, что и как, не против ли он взять нас с собой? Фамилия у него Грибнев.

– Грибнев? – вмешалась в разговор моя мать. – Так мы учились вместе с ним в техникуме. Геннадий. Хороший парень.

Оказалось, она когда-то в молодости училась в Исовском техникуме. Правда, не закончила, но проучилась там несколько курсов. И у них в группе был Геннадий Грибнев.

Мать даже нашла фотокарточку техникумовской группы, и там точно оказался Грибнев Геннадий. Это, видно, ее успокоило, и она не стала препятствовать нашей поездке. Наоборот, по-матерински благословила, дала денег на дорогу.

Тетя Поля сходила к соседу, передала нашу просьбу. Грибнев легко согласился:

– Помогу! Все расскажу, покажу. Мне не сложно. Пусть собираются в дорогу.

Вскоре он собрался в обратную дорогу. А приезжал он с племянником Владиком, парнишкой лет 10–12. До Нижней Туры к поезду нас согласились подбросить парни-инструкторы из техникума. Вечером они захватили Грибнева с Владиком, Вернадского и заехали за мной. Мать Геннадия узнала, они пообщались, повспоминали юность, но время поджимало, надо было спешить на поезд. Попрощавшись, мы поехали на железнодорожный вокзал в соседний город. Поезд до столицы Урала уходил ночью. Утром мы уже были в Свердловске, в аэропорту Кольцово. Но оказалось, с билетами до Магадана напряг.




Дорога


Прямого рейса до Магадана не было. Да что там говорить, не было билетов даже на транзитные рейсы, с пересадками. Потолкались у касс. Грибнев говорит: «Ну, давайте хоть поближе в ту сторону, хоть до Хабаровска полетим». Купили до Хабаровска. Долетели, а в Хабаровске опять напряг. В сторону Магадана транзитные идут, но все полные.

Надо было искать ночлег. Грибневу с племянником дали место в комнате матери и ребенка. Они там спали на одной кровати. А мы с Вернадским изучали и обживали парковую территорию аэропорта. Первый день мы с ним обходили все, обсмотрели. Там такие большие скамейки стояли. Первую ночь мы на них сидя перекантовались. Днем Грибнев с Владиком прогуливался по аэропорту в ожидании свободных мест на транзитный рейс, при этом не забывая периодически заглядывать в кафе, чтобы пропустить рюмочку. В это время мы с Вернадским поочередно по два часа спали на их месте в комнате матери и ребенка.

На вторую ночь, уже освоившись, мы сдвинули две скамейки в парке и улеглись почти с комфортом. Одно неудобство – птички пометили. В народе говорят, птички на счастливых какают. Шутка.

Через несколько дней появилось два свободных билета на самолет до Магадана, и мы отправили Геннадия Федоровича с племянником. Перед вылетом Грибнев объяснил нам, как добраться из Магадана до прииска Гастелло, где он жил.

В Хабаровске мы промыкались еще четыре дня. Спали под деревьями на улице. Благо погода была теплая. Безбилетные пассажиры в аэропорту митинговали, писали письма в Министерство гражданской авиации, выражая свое недовольство. Мы послушали и поняли, что этим вопрос кардинально не решишь. Начали тусоваться возле касс. Наконец нам удалось взять места до Новосибирска.

Из Хабаровска до Новосибирска долетели, там опять дальше не на чем. У нас билеты до Магадана есть, но они транзитные. Бродя по аэропорту, я обратил внимание на мужика в униформе работника аэропорта, который мыл полы рядом с кассами.

Вдруг меня осенило:

– Мужик, на пару слов можно? – позвал я.

Мужик подошел.

– Слушай, до Магадана надо улететь. Можешь помочь?

– Не знаю. Сейчас спрошу, – стушевался мужик и отправился в кассу.

Минут через 10–15 он вышел в зал и кивнул мне – иди за мной.

– До Якутска полетите? По червонцу сверху на каждый билет, – шепнул он.

Я метнулся к Толяну. Он дремал на стуле в зале ожидания.

– Да какие вопросы! – узнав, обрадовался Вернадский.

Так транзитом мы долетели до Якутска. Здесь история повторилась, мест снова не было. На сей раз инициативу в свои руки взял Толян. Положил по червонцу в паспорта и пошел к кассам. Там Толя недолго потрещал с мощной якуткой-кассиром. И уже через час мы летели в Магадан. Еще любопытная история. В аэропорту Якутска познакомились с парнем. Он летел из Индии, был там в отпуске. И тоже никак не мог добраться до Магадана. Толька ему подсказал, как надо действовать. И он в самолете оказался рядом с нами.








Когда приземлялись, я внимательно смотрел в иллюминатор самолета, видел горы, синеватые, без растительности. Тогда я еще не знал, что по-местному их называют сопки. Картина мрачноватая, но захватывающая суровой красотой.

Прилетели в Магадан. Но нам еще надо было добираться до прииска им. Гастелло. На автобусе это больше шестисот километров. Грибнев, улетая, нам объяснил, что на автобус тоже билетов может не быть. Но есть такой выход: подойти к водителю и с ним перетереть. В рейс обычно идут два водителя, и у них есть места для отдыха.

Сунулись в автокассы – билетов нет, разобраны на несколько рейсов вперед. Пошли мы, разведали, где нужный нам автобус. Подошли к водителю, поговорили. Он сначала помялся, потом согласился: «Ну ладно, тут я садить вас не буду. Идите вот туда, на выходе из аэропорта я приторможу, вы заскочите».

Мы так и сделали. Подошел автобус, мы с Толяном запрыгнули и поехали по знаменитой Колымской трассе. Глаза по яблоку, по сторонам вертим головой. Все в диковинку. Время было ближе к осени. Природа необычная: низкорослые деревья, листва вся разноцветная, сопки. Глаз не отвести, тем более что мы все это видели впервые. Деревушки проезжаем все какие-то неказистые. Но встречаются и приличные поселки: Нелькоба, Транспортный. Автобус шел до остановки «Рудник Матросова», а нам надо было на Гастелло. Поэтому мы переживали, как бы не проехать. У всех спрашиваем. Попутчики нас успокаивают: не переживайте, мимо не проедете. Миновали Транспортный, и мужик какой-то говорит: «Вот сейчас Гастелло будет».




Гастелло







Подъезжаем, выходим. Грибнев, видимо, когда накануне приехал, навел шороху на своих домочадцев: ребята с Урала едут, надо встретить. Сам же подмухоморил в этот день, и пришли нас встречать его жена и сестра. А они нас раньше не видели, поэтому взяли с собой Владика. Подошли, познакомились и повели нас к себе. Дело уже к вечеру. Зашли в квартиру, а там стол накрыт. Угощение богатое, даже красная и черная икра на столе. Было немного удивительно, что так радушно принимают совсем незнакомых. Вот такие люди душевные оказались.

Пока мы раздевались, умывались с дороги, пришел старший сын Грибневых с женой и сыном, пацанешкой годиков четырех. Он ко мне как-то сразу потянулся. Не слезает у меня с коленей. «Бабушка, это мой Вася». И потом, сколько я там жил на Гастелло, мы с ним продолжали дружить. Славик никогда мимо нашей общаги не проходил. Идут из садика, а он: «Бабушка, здесь мой Вася живет». И как припустит бегом в общагу. Или еду на машине, увижу его, остановлюсь, он такой радостный. И всем рассказывает: «Это мой Вася!»

Но вернемся к первой встрече. Застолье получилось на славу. Надо сказать, красную икру я еще пробовал, а черную видел впервые. Я ее попробовал. А они все смотрят на мою реакцию. Я говорю: «Вы что хотите, я ее первый раз вижу. Рыбкой вроде отдает».

На время, пока оформлялись, устраивались, нас приютила Валентина, сестра Геннадия. Она жила в двухкомнатной квартирке. Стелила нам с Толькой на одном диване.

Через пару дней мы пошли в контору прииска, в отдел кадров, устраиваться на работу. Начальник, мужчина представительный, бывший военный, по фамилии Титорага, выслушал нас и сказал:

– Специалисты нам нужны, но инженернотехническую работу предложить не могу, все места заняты. Водителями – пожалуйста!

А я и не стремился попасть на руководящую должность, хотелось пороху понюхать.

– Тогда завтра пройдете медосмотр, инструктаж по технике безопасности и вперед, – постановил Титорага.

На следующий день мы с Вернадским ломанулись в поликлинику. Всех специалистов на медкомиссии прошли, кроме ухо-горло-носа. Он мне не подписывает и все. «У тебя, – говорит, – пробка в ухе». Да какая пробка? Я пальцем в ухе поковырял, нет никакой пробки. Вернадский на меня ворчит: «Ты что, уши не моешь, что ли?» Да как не мою? Мою. Неудобно даже как-то стало. А в это время в поликлинике свет вырубился, даже воду подогреть не на чем, чтобы промыть ухо. В общем, изнервничался я весь, еще Толян тут зудит над ухом. Потом свет включился. Медичка мне ухо промыла. И в самом деле, такая пробка вылетела, и так слышать стал отлично!

Прошли медкомиссию и вернулись обратно на прииск. Чтобы сдать технику безопасности, надо было учебу пройти, дня три или четыре. Мы пришли, в отделе женщина, инженер по технике безопасности, дала нам литературу – читайте, изучайте, потом я у вас экзамен приму. А Геннадий Федорович работал старшим горным инспектором и сидел в кабинете в этом же здании. Пошел на обед и увидел нас: «Вы чего здесь?» – «Да вот, технику безопасности надо сдавать». «Сейчас», – говорит. Забрал наши документы и пошел к этой инженерше. Слышим, она ему доказывает, что должны три дня изучать техминимум. А он возражает: «Чего они должны? Они же молодые специалисты. Только техникум закончили. Чего их мариновать? Спрашивай, экзаменуй их, и пускай идут работать». Ну, и правда, она побеседовала с нами, вопросы позадавала по технике безопасности, подписала, и мы на следующий день уже вышли на работу в автотракторный цех.


* * *

Поселок Гастелло небольшой, компактный. Автотракторный цех и бульдозерный парк, все рядом. Вернадского посадили рулить на ГАЗ-51, дежурка такая, закрепленная за бульдозерным цехом. Она постоянно колесила по приисковым участкам (Ремонтный, Транспортный, Омчак). А меня определили в ремонтно-строительный цех на ЗИЛ-585, в народе эту машину называли «веселый».

Хорошая машинка, малооборотистая. Что я только на своем «захаре» не возил: уголь, стройматериалы, опилки, песок, дрова в садики. Незаменимая машина. Зимой другие машины буксовали на перевалах, а я пускал свой зилок в натяжечку и проезжал мимо них дальше. Водилы только кулаки показывали вслед.








Название РСЦ говорит само за себя. Его работники занимались ремонтами теплотрасс, жилья. На Севере почва ходит: зимой бараки поднимает, так что крыша горбом становится, весной же, напротив, проваливается, и кверху задираются края. Естественно, от таких подвижек штукатурка в бараке осыпается. Вот женщины РСЦ штукатурили, красили эти бараки. Мужики-плотники меняли окна, двери, провалившийся пол. Контингент работников был в основном возрастной, но каждый – ас в своем деле. Да и по жизни люди были интересные.

В первую же смену меня начальник окликнул по фамилии. Услышавший это мужик подошел ко мне и поинтересовался:

– Ты родом из Белоруссии?

– Нет, с Урала, но предки мои из Белоруссии. Почему интересуешься?

– А я из Белоруссии, у нас вся деревня Титовцы и Корнеевцы.

Мы с ним разговорились. Я рассказал, что мои деды во время столыпинской реформы из Белоруссии перебрались на Урал. Ну, а я уже родился на Урале. Поэтому считаю себя уральцем.

Потом мы с этим мужиком общались по-родственному, он меня с семьей познакомил, неоднократно я у них в гостях бывал. Сейчас, по прошествии лет, жалею, что более подробно не выяснили наши родословные, может, у нас и общие корни были. Но тогда об этом не задумывался, молодой был.

Вообще в цехе работали люди самых разных национальностей. К примеру, латыш Юргутис Пронас Пронасович. Мужичок в годах, постоянно подшофе, это было его обычное состояние. Если он был трезвым, начальник цеха обращался к нему по имени-отчеству, когда же в подпитии, то называл строго – Юргутис.

Бывало, ремонтирует забор, чтобы вкопать столбик, сделает пожег для оттайки земли, а сам в магазин за чекушечкой. Пару глоточков сделает и слоняется по цеху. Начальник увидит: «Юргутис, что бездельничаешь?» А у мужичка сразу отмаз: «У меня пожег». Остальные работники только посмеивались.

Как-то раз приезжаю в цех и вижу незнакомца. Достаточно молодой парень, внешностью похож на грузина. Смуглолицый, на голове тюбетейка. Так сошлось, что нас в рейс отправили вместе. Познакомились, разговорились. Я его спросил: «Ты грузин?» Он сказал, что он абхаз и у него русское имя Руслан. Оказалось, что он недавно приехал на Гастелло и его поселили в нашу общагу. Через некоторое время, когда в нашей комнате освободилось место, он переехал к нам. На Колыму он приехал после серьезной размолвки с родителями, чтобы доказать им свою состоятельность и независимость.

Он как-то незаметно влился в нашу дружную компанию уральцев, местные в поселке даже стали называть его «обуралившийся грузин». Он обладал, как все кавказцы, горячим и вспыльчивым характером. Вспыхивал как спичка, но так же быстро успокаивался. Во всех наших терках и конфликтах с местными он принимал активное участие.

В основном же в цехе мужики были солидные, степенные. Работал в РСЦ плотником украинец. Фамилия у него – Лысый. Сам он не был лысым, шевелюра седая. Ну, просто досталась такая фамилия. С юмором мужик. Была у него собачка. Ходила за ним как привязанная. Кличка у нее – Босый. Порой путается у хозяина под ногами, он не заметит, наступит ей на лапу. Пес взвизгнет, а хозяин ему: «Не ходи босиком!» Звучало это прикольно.




Завгар


До сих пор добрым словом вспоминаю нашего завгара Виктора Андреевича. Всегда спокойный, уравновешенный. Не помню случая, чтобы он на кого-то повысил голос. Всегда вникал в проблемы водителей, старался советом или даже добрым словом подсказать, успокоить в разных ситуациях. В первый мой самостоятельный выезд случился у меня «косяк»: распорол радиатор у машины.

Со стройцеха меня и еще двух мужичков послали за песком на речку. Надо было переехать мостик. А он деревянный, хлипкий на вид. К речке-то мы проехали нормально. Мужики машину песком нагрузили, поехали. В обратную дорогу по мостику я не решился ехать, двинулись по броду. Машина старая, заслонки радиатора не было, волна как пошла и загнула лопасти вентилятора. Деформированные лопасти распороли радиатор, вода из системы охлаждения вытекла. Все, стоим. Благо кто-то проезжал мимо, зацепил нас и приволок в гараж. Виктор Андреевич даже виду не показал, что недоволен, не отругал меня, хотя я сильно переживал, что напортачил, вывел из строя машину в первом же рейсе. Завгар только и сказал: «Снимай, будем паять». Я «мухой» передок разобрал, радиатор вытащил. Виктор Андреевич сам вооружился паяльником, я трубки зачищал, мы в два счета отремонтировали радиатор. И я снова отправился в рейс.

После этого случая я проникся к завгару большим уважением, и впоследствии не раз еще убеждался в его человечности и порядочности. С ним можно было любые проблемы порешать. Он любил повторять: «Что мы за шоферы, если даже для своих нужд, конечно, не в ущерб производству, не можем съездить куда надо». Так и велось. Рейсовые автобусы в поселок ходили редко, поэтому если возникала нужда поехать по личным делам, с ним всегда можно было договориться. Мебель перевезти, на природу с семьей съездить, документы в район отвезти, на рыбалку мужики задумают поехать – Виктор Андреевич никогда не отказывал, выделял транспорт. Ну и мужики наши, водилы, старались не подводить завгара: не злоупотребляли своими просьбами, работать тоже старались на совесть, в смену выходили в свой выходной, если была необходимость.


* * *

Если в жарком бою испытал, что почем,
Значит, нужные книги ты в детстве читал.

    (Высоцкий)

* * *

Трудоустроив, нам выделили и жилье. Свободных мест в общежитии не оказалось, и нам дали место в вагончике. Это довольно распространенное жилье в условиях Колымы. В каждом по восемь человек. Эти вагончики стояли вдоль небольшой речушки под названием Ключ Мороз, которая разделяла поселок на две части. Речка эта вполне оправдывала свое название. Вода в ней была ледяная. Кстати, специфика колымских рек: вода в них только с весны по осень. Зимой же вода куда-то пропадает. Дно русла высыхает. На Колыме у старателей даже есть поговорка: «Вода долой, и мы домой». Потому что именно в это время заканчивается старательский сезон.

Пока мы жили в вагончике, в качестве закалки я каждое утро оголялся по пояс и шел умываться на Ключ Мороз, чем сильно удивлял местных старожилов.

Когда освободилось место в общежитии, мы с Вернадским поселились в одной комнате, позже, когда приехал на Колыму, к нам подселился и мой брат Сергей. Быт был более-менее обустроен, а вот питаться приходилось в столовых. Утром обычно спишь до упора – позавтракать не успеваешь. Зато в обед отрываешься по полной.




Столовая


Надо отметить, что в двух километрах от Гастелло располагался небольшой поселок Нагорный, а в нем была отличная столовая. И все водители старались к обеду подъехать в эту столовую. Даже дальнобойщики так планировали маршрут, чтобы удалось пообедать именно здесь. Помещение столовой небольшое, но в ожидании своей очереди никто не роптал. Бывало, вдоль трассы выстраивалась целая вереница машин, водители которых приехали пообедать. Я тоже старался по возможности приезжать обедать в эту столовую. Позже, когда брат приехал работать на Север, я и его старался захватить с собой, чтобы вместе пообедать в этой столовой.

Поварами в этой столовой были женщины-хохлушки. Готовили вкусно, по-домашнему, порции были большие. Огромный шницель порой свешивался краями с тарелки. Чебуреки пышные, сочные, больше свиного уха. Про щи-борщи и говорить нечего. Большую тарелку такого супа навернешь, вторым блюдом закусишь, свежевыпеченной плюшкой догонишься, потом и за баранку еле влезаешь. По тем деньгам на рубль можно было налопаться, а я другой раз и на полтора рубля набирал всего.

Вкусы у людей разные, в еде кто чему отдает предпочтение. Иногда встречались и настоящие уникумы. Помню, был у нас огромный такой мужик, на вид словно топором вытесан. Большой любитель перца. Он сыпал перца столько, что в тарелке черно становилось. Увидит, что я чуть-чуть сыпну в суп перчику, и усмехается: «Чем так сыпать, лучше вовсе не сыпать». Правда, такое пристрастие к жгучей специи обернулось для этого мужика боком: сердце прихватило, да так, что он перестал перец употреблять вовсе.

Другой мужичок смачно любил посолить любое блюдо. В столовой у нас на столе всегда в глубокой тарелке лежала соль, чаще не растертая, а кусками. Мужичок этот суп или второе перед собой поставит, берет два куска соли в руки и трет в тарелку. Ест такую соленину и только причмокивает.

Иногда на обед мы ездили с моим начальником ремонтно-строительного цеха. Мужчина в годах, так он все время удивлялся: «Василий, ну куда в тебя столько влазит?» Кстати, фамилия у него была Казначеев. Он ее вполне оправдывал. Деньги экономил. Пока в очереди стоим, он все подсчитает. Больше рубля никогда не тратил.

Его чрезмерная скупость доходила до крайности. Будучи начальником РСЦ, он сам выделял стройматериалы, краску, цемент и т. д. И всегда старался выдать впритык, с запасом никогда не выдавал. Своим крохоборством он всех достал. Дошло до того, что он стал собирать на мусорке пустые жестяные банки, чтобы в них отпускать краску по минимуму. Попытался привлечь к сбору тары и меня, говоря: «Василий, ты что сидишь? Помоги мне». Естественно, я отказался. Тогда он говорит: «Я начальник, с высшим образованием, могу собирать. А ты почему отказываешься?» На что я ему ответил: «А я со среднетехническим образованием не подписывался лазить по мусоркам». Больше он меня не просил.

Вечером после смены обычно приходилось самим что-то готовить: макароны по-флотски, яичницу. С макаронами однажды вышла история. Вернадский поставил разогреть макароны. А как раз в это время шел чемпионат по фигурному катанию. Телевизор на втором этаже в ленкомнате. Мы туда ушли смотреть соревнования и забыли про макароны. Вдруг какой-то парнишка забегает в ленкомнату и кричит: «Мужики, кто из третьей комнаты? У вас там что-то горит». Мы ломанулись вниз, а из-под двери уже валит дым. Забегаем в комнату. Там кастрюля с макаронами раскалилась докрасна. Чад, дым. Кастрюлю выкинули на улицу, и потом еще несколько дней в комнате воняло гарью и дымом.


* * *

На Гастелло я газет много выписывал, стоили они копейки. Кстати, я почитаю, а потом и вся общага после меня их еще перечитает. Кто-нибудь в комнату зайдет, увидит свежую прессу: «Дай почитать?» – «Бери, мне не жалко». Однажды на глаза мне попалась любопытная статья. В ней рассказывалось, что во времена Гражданской войны белые в одном из поселков расстреляли трех активистов. Среди них был комсомолец, молодой якут. Через много лет местные власти решили достойно перезахоронить героев. Когда раскопали вечную мерзлоту, расстрелянные были, словно их только что похоронили. Пролежали в вечной мерзлоте, не подвергшись тлению. А рассказ в статье ведется от лица старой якутки. Она была подругой этого погибшего комсомольца. Как известно, речь у якутов специфическая: как погонщик на оленях едет, что видит, то поет. Вот и эта старая якутка в статье словно рассуждает сама с собой: «Тебе-то хорошо, ты еще совсем молодой. А я уже состарилась, вся в морщинах». Статья эта мне хорошо запомнилась.

Тяга к чтению не ограничивалась только газетами. В поселке была довольно приличная библиотека. Я в нее записался и брал художественную литературу. На отдельных стеллажах стояли десятки томов В.И. Ленина, Карла Маркса и Ф. Энгельса. Не помню уж, под какое настроение, но мне пришла идея изучить «Капитал» Карла Маркса. Взял 1-й том, чем немало удивил библиотекаршу, и начал бодро изучать. Но постепенно в процессе чтения стали попадаться непонятные термины и выражения. Объяснить их было некому. Поэтому мой запал быстро иссяк. На том и закончилось мое знакомство с трудами классиков марксизма-ленинизма.




Кулинский перевал


Многие старожилы на Колыме в своем домашнем хозяйстве имели теплицы для выращивания овощей и даже арбузов. Умельцы к первомайским праздникам уже снимали первый урожай.

Теплицы отапливались углем. Почву удобряли навозом из соседнего совхоза. Однажды меня командировали привезти этого навоза-коровяка. Дорога к совхозу пролегала через Кулинский перевал. Раньше я не раз слышал рассказы опытных водителей о серьезной опасности подобных перевалов. Дорога словно одной стороной прижата к отвесной стене, с другой стороны – резкий обрыв. Дорога вьется по серпантину, делая резкие повороты один за другим. Когда подъехали к перевалу, я кожей ощутил реальную опасность. В машине со мной в совхоз ехала еще женщина с ребенком. Она предусмотрительно у перевала вышла из машины, и они с сыном отправились вниз пешком. Я, понятное дело, очковал, но ехать надо. Собрал волю в кулак, начал спуск. Зная, что переключать передачи во время спуска или подъема нежелательно, я включил первую передачу и благополучно спустился с перевала.

Приехали в совхоз. Пока машину загружали, я отправился обозреть поселок. Совхоз этот специализировался на разведении оленей. Мне их довелось видеть впервые. Животные низкорослые, мордочки добродушные, глаза огромные, ресницами хлоп-хлоп. Губы мягкие, бархатистые. Чистое умиление. Ждут, чтобы кто-нибудь их хлебушком с солью угостил, любят полакомиться.

Возвращаясь домой, на перевале я уже чувствовал себя более уверенно. Но попутчица с сыном все же поднималась на перевал пешком. Успешно преодолев высоту, дальше мы ехали спокойно и добрались домой вовремя.




Зона


Здания в поселке отапливались котельной. Специфика теплоснабжения на Севере в том, что теплотрассы в землю не закапывают, как на материке. Там же вечная мерзлота, толку-то закапывать. Тундру не обогреешь. Поэтому теплотрассы проходили между домов, между бараков над поверхностью земли. Делали специальные деревянные короба, туда укладывали трубы, засыпали опилками. В случае ремонта или аварии на теплотрассе короб ломали и устраняли неисправность. Затем его восстанавливали и вновь засыпали опилками. Брали опилки на пилораме в зоне.

Зона строгого режима располагалась недалеко от Омчака. За характерные полоски на одежде работяги между собой называли тамошних заключенных полосатиками. Как в песне: «И вот теперь мы – те же самые зэка – Зэка Васильев и Петров зэка».

Эта исправительная колония находилась в распадке среди сопок. Место словно специально выбрано: обзор во все стороны на несколько десятков метров. Сопки кольцом окружили лагерь.

Заключенные в лагере, кроме того, что пилили лес, шили рукавицы, утеплительные капоты на машины, фуфайки. Зеки на бартер делали ручки, браслеты, зажигалки.


* * *

Подъехал к зоне. Машину загоняешь в своеобразный предбанник. Ворота закрылись, и оказываешься, как в клетке: решетки впереди, сзади и даже сверху. Охранники все нерусские. Заезжаешь – машину капитально обшмонают, нет ли чего запрещенного, выезжаешь – все опилки проткнут специальными пиками, не спрятался ли кто.

На въезде в кабину садится сопровождающий, мужичок в годах из вольнонаемных. Он инструктирует: общаться с заключенными запрещено, выходить из кабины запрещено, брать/передавать запрещено.

Поехали с этим мужичком в промзону к эстакаде с опилками. По пути пришлось преодолеть еще несколько ворот, где тоже стоит охрана, но машину уже не обыскивают.

Здесь я и увидел впервые «полосатиков» воочию. Вначале было как-то не по себе, а потом успокоился.

Подъехали к эстакаде с опилками, поставил машину под погрузку и автоматически открыл дверку, выпрыгнул из кабины. Сопровождающий кричит: «Куда? Нельзя». Но уже поздно: зеки окружили меня. «Полосатики» видят, что новый человек приехал, начали знакомиться – откуда, чей.

«Чай привез?» – спрашивают одни. Перед поездкой знающие люди посоветовали взять с собой чай. Так я и сделал. Припрятал несколько пачек. Тогда котировался 36-й грузинский. Зеки стали предлагать свои поделки. Расчет чаем, такса разная.

Подошли другие заключенные. «Ты с ними дела не имей, – говорят, – если чего надо – поделки, сувениры, к нам обращайся».

Впоследствии уже так и общались, без боязни. Я им чай – они мне ручки, шахматы, другие поделки. Надо сказать, сделаны были мастерски, настоящие шедевры! Потом в один из моих следующих приездов «полосатики» дали специальный пояс с потайными карманами под чай: десять пачек туда вмещалось.

Еще была придумка такая – ведро с двойным дном, в нем чай. Заеду под эстакаду, оставлю ведро, повесив в кузове, «полосатики» заберут, а мне – свои поделки.

Если аварии на трубопроводах не было, меня за опилками не посылали. Бывало, по трассе едешь на своем зилке, встречный дальнобой моргает фарами – просит притормозить. Поравняемся кабинами, он и говорит: «Тебе там «друзья» привет передают. Спрашивают, что-то Рыжий не едет, чай не везет».


* * *

Там, на Колыме, мне часто везло на людей, с которыми довелось общаться. При всех своих недостатках они были необычными, положительными, с особым внутренним стержнем. Не все, конечно, но очень многие. У каждого из них была своя правда, свой взгляд. Судьба каждого – целая книга. Только учись! История жизни у кого-то смешная, бывало – грустная, но всегда поучительная. Многих из моих тогдашних знакомых уже нет.

Персонажи этой книги – простые люди с непростыми биографиями, герои книги, которую я мечтал написать всю жизнь.




Колымский закон


Если бы Бог дал возможность узнать судьбы колымских знакомых, где они, в какой земле лежат, я поставил бы им по стопочке, обязательно помянул бы каждого. Хотя один мой друг просил, мол, лучше при жизни налей, а на могилку можешь не плескать. Колымский закон гласит: первая стопка «За уважение «Дальстроя»». А потом каждый наливает себе сам, сколько душа принимает. Неволить, уговаривать никто не станет. Не принято. Душа меру знает, и у каждого эта мера разная… Негласный, да, нарушать его нельзя никому, колымский закон. Правильная вещь!


* * *

Правда, случалось, что и этот закон нарушали. Как-то на Токичане в магазин завезли питьевой спирт. Мужики приисковские на ТО иногда этот спирт потребляли. Специфика такая, что если лишка выпить этого спирта, человек теряет ориентир, не знает, куда идти. Один мужик так заплутал, не дойдя 200 метров до дома. Потом поговаривали, что он себе больше всех наливал. Похмеляться после этого спирта легко, воды попил – и опять пьян.

Кстати, спирта этого я решил домой на Урал отправить. Куртки-спецовки у нас классные были: с меховым воротником, теплые, удобные. Думаю, пошлю батьке такую куртку. Когда посылку собирал, в рукава, в карманы куртки натолкал этих бутылок со спиртом. И ведь все дошло, ничего не разбилось.


* * *

Вот он… то есть я, теперешний, пожил, так сказать, и тот двадцатилетний деревенский парень – тоже я. Что изменилось между нами? Разница есть. Всю жизнь проработал на бульдозере, горно-обогатительный комбинат, одна запись в трудовой книжке. Автотракторный цех. Медаль за труд. Прожил я нескучную жизнь. Обернуться назад было некогда, дети маленькие, потом перестройка. Стране нужен металл! А тогда, много лет назад, если бы мне кто-нибудь сказал, мол, судьба твоя такая – не поверил бы.

Ехал я на Колыму за туманом, не за деньгами же… за туманом и только за ним.




Титорага


В нашем АТЦ была такая система: кроме смен по графику, приходилось выходить еще в ночные смены. Чаще вместе с оперативным дежурным. Как правило, это кто-то из высшего начальства. Ездили по срочным делам по полигонам, участкам прииска. Мало ли, аварийная или еще какая ситуация, ЧП, у них полномочий больше, едут, разруливают.

Первое мое дежурство было с начальником отдела кадров, Титорагой. Пока ехали, разговорились. Он меня расспрашивал, откуда родом, кто родители… Говорю, мол, закончил Исовский геологоразведочный техникум.

– Да, да, – подтвердил Титорага, – он по всему Союзу котируется, слышал про него. Исовский прииск тоже хвалят. Даже наши мужики с Гастелло перенимать опыт работы на драгах ездили.

– У меня просьба есть, – воспользовавшись случаем, сказал я, – брат просит вызов сделать.

– А какая у него профессия?

– И буровик, и линейщик, и электрик.

– Пиши адрес, сделаю вызов. Такие люди нам нужны, – улыбнулся Титорага.

Чиркнул я на бумажке адрес, а в душе все было сомнение, вдруг забудет свое обещание или адрес потеряет. Но Титорага был человеком слова.




Братка


В то время мой брат Сергей работал на прииске по добыче платины на Урале. Планировал рвануть с подругой на Дальний Восток, но жизнь сложилась по-другому. «Не получилось, не срослось» – как в песне. Подружка у него была геологом. Договорились, что она поедет на Дальний Восток первой. Уехать-то она уехала, а вот дальше что-то пошло не по плану, видимо. Так или иначе, но я получил письмо от брата, в котором он сообщал, что тоже хочет приехать на Колыму, и просил сделать ему вызов.

После моего разговора с Титорагой прошло полмесяца-месяц. Однажды вечером дверь распахнулась, и в мою общаговскую комнату завалился братка с рюкзаком. Ёкарный бабай, радость!

Он тоже устроился на прииск, работал дежурным электриком на полигоне. Своим общительным, веселым характером он быстро покорил сердца всего семейства Грибневых, да и коллег по работе. Своим красноречием он увлек всех. Как только где соберутся, только его и слышно. Нина Алексеевна все смеялась: два родных брата, а такие разные, один молчит все время, а второго – не остановишь.

В поселке все знали, что мы братья. Иначе как «братки», нас никто не называл. Ну и мы тоже друг к другу обращались – братка.

Разница в возрасте у нас с Сергеем невелика. Пока росли, в детстве нас даже принимали за двойняшек, так были похожи. Общие увлечения, общие забавы, деревенская работа по хозяйству крепко нас сплотили. По праву старшего Сергей в детстве меня неоднократно выручал из затруднительных ситуаций.

Как-то раз лет в семь меня угораздило залезть на высокую ель, росшую за огородом. Влез я на нее лихо, поглядел вниз – и обомлел: высоко, страшно. Словно сковало всего. Сижу на елке и ору благим матом. На крик прибежали взрослые. Судят-рядят, как меня сверху спускать. Тут Сергей, недолго думая, взобрался на дерево, успокоил меня, и мы вместе потихоньку спустились на землю, где я получил добрую взбучку от матери. Но это была уже мелочь.

Однажды ранней весной во время ледохода на реке устроили катание на льдинах. Запрыгнули сразу несколько человек на большую льдину, которая крутилась в огромной майне (прорубь). Вдоволь накатавшись, стали поочередно спрыгивать на берег. А льдина все крутится, то к одному борту майны подойдет, то к другому. Все спрыгнули, а меня как заклинило. Только нацелюсь прыгнуть, и назад. Сергей видит такое дело: сам обратно на льдину запрыгнул, скомандовал: «Делай, как я!» И мы вместе спрыгнули на берег.

По жизни мы с Сергеем всегда были близки, но на Севере это единство стало еще крепче. Мы порой понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Даже несмотря на нашу разную внешнюю комплекцию, нас часто путали. Меня называли Сергеем, а к нему обращались Василий. Мы к этому относились спокойно.

Порой, бывало, в контору по делам заедешь, из бухгалтерии кто-нибудь выглянет: «Зайди-ка, получи премию за брата». Сергей тогда электриком работал, и им частенько, когда план участок делает, выписывали премии. Небольшие, конечно, рублей 10–15.

Я уже упоминал, что Сергей всегда легко сходился с людьми, был в центре внимания как веселый хороший рассказчик. Надо отметить, что братка был еще и отличным знатоком своего дела и хорошим организатором. Профессиональный линейщик, электрик, для него секретов в своем деле не было. Он лазил по опорам, как кошка. Мог на спор залезть на опору без когтей, вызывая заслуженный восторг своих коллег по бригаде. Он одинаково был силен и в теории, и в практике. Когда мы сдавали экзамен на допуск работы на высоте, Сергей поразил экзаменатора, главного энергетика прииска «Дальний», своими обширными знаниями по электрике.








Организаторские способности помогли Сергею в дальнейшем возглавить нашу бригаду по строительству ЛЭП. Но надо сказать, что даже будучи бригадиром, он никогда не уклонялся от работы, наравне со всеми бил ямы под опоры, выполнял всю тяжелую работу и умудрялся вовремя решать все необходимые вопросы с приисковым начальством.

Так мы и работали: я, Вернадский, братка. У нас троих даже татуировки были одинаковые. Мы еще в студенческие годы их сделали.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/vasiliy-titovec/kray-zolotoiskateley-i-romantikov-ili-korotkie-istorii-o-s/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения